|
__ |
Непридуманные истории: Рубашка Рассказ услышан во время Великой Отечественной войны
из четвертых уст.
«Пусть
лежит на память», - решила она. Живет Феодосия Тимофеевна одна. Тяжело
приходится, и тоска по мужу грызет, но терпит, а главное - на Бога надеется. Как-то
вернулась она с ночной смены и слышит, звонит кто-то у входной двери.
Открыла. Оборванец на пороге стоит и просит: -
Подайте, мамаша, какую-нибудь одежонку. Покачала головой Феодосия Тимофеевна: -
Нету, милый человек. Давно уже все, что осталось после покойника, раздала
людям. -
Поищите, мамаша, - не отстает оборванец, - может, что и найдется. За ради
Христа прошу. «Я
ведь все отдала, - думает Феодосия Тимофеевна, - себе только одну рубашку оставила,
неужто и с ней расстаться надо?! Не отдам, жалко». Решила твердо. И вдруг
стыдно стало: «Стоит вот несчастный, ради Христа просит... Голодный, поди...
Отдам во имя Господне». Открыла
комод, вынула аккуратно сложенную рубашку, поцеловала и подала: -
Носи на доброе здоровье. -
Спасибо, родненькая, - благодарит оборванец. - Пошли Господь покойничку
Царство Небесное! Ушел
он, а Феодосия Тимофеевна ходит по комнате и успокоиться не может: рада, что
отдала ради Господа, и жалко рубашку. Потом вспомнила, что еще хлеб себе по
карточке не получила, оделась и пошла на рынок в палатку. Идет
мимо барахолки и видит оборванца, что к ней приходил. Стоит он рядом с
высоким мужчиной, тот мужнину рубашку подмышкой держит, а сам оборванцу
деньги отсчитывает. Обомлела
Феодосия Тимофеевна. А оборванец деньги получил - и прямо туда, где из-под
полы водкой торгуют. Такого Феодосия Тимофеевна не выдержала, заплакала -
отдала за ради Христа последнюю дорогую вещь, и зря, на вино ушло! Выкупила
хлеб и вернулась домой до того расстроенная, что делать ничего не смогла, а
легла на диван, покрылась с головой старым пальтишком, да и не заметила, как
от печали уснула. И
вдруг слышит, что кто-то легким шагом в комнату вошел и у изголовья
остановился. Сбросила она пальтишко с головы, смотрит, кто это в комнату без
стука пришел, да и закаменела - Христос перед ней... Затрепетало
сердце у Феодосии Тимофеевны, а Господь нагнулся к ней, приподнял у Себя на
груди край одежды и ласково сказал: «Рубашка твоя на Мне». И
видит Феодосия Тимофеевна: правда, мужнина рубашка, та самая, что она за ради
Христа оборванцу подала, на Господе надета, и проснулась. Книга
Но пришел мой хороший знакомый,
увидал на полке книгу и так неотступно принялся просить ее, что я не
выдержала и исполнила его просьбу. - Но даю с условием, - сказала я, -
чтобы никому вы ее не давали; видите, какая истрепанная и от переплета одни
кусочки остались. - Книгу буду читать сам и ни одному
человеку не покажу, - заверил меня мой друг, но... не сдержал данного слова.
Книгу увидела у него соседка и так просила дать почитать о любимом святом,
что он дал ее, строго наказав: - Ни одному человеку не давайте, а то, если
книга пропадет, что я хозяйке говорить буду? Соседка и ее дочь с великой радостью
читали полученную книгу и не спешили с ней расстаться. За дочкой соседки ухаживал молодой
инженер и, наконец, сделал предложение. Девушке он, видимо, очень нравился,
но она отказала: - Я верующая, а ты даже не крещеный.
Венчаться со мной ты не пойдешь, в церковь пускать не будешь, а когда родятся
дети, то не позволишь их воспитывать так, как воспитывала меня мама. Не пойду
за тебя, слишком взгляды у нас разные. Получив отказ, молодой человек еще
несколько раз пробовал ее уговаривать, а потом, улучив то время, когда
девушка была на работе, пришел к ее матери и стал просить, чтобы она повлияла
на дочь и та дала бы свое согласие. Мать девушки отнеслась к гостю
хорошо, но уговаривать дочь не согласилась. Видя, что он очень расстроен, она
пригласила его выпить чаю и пошла на кухню приготовить все для этого нужное.
Пока она хлопотала, молодой человек сидел за столом и перелистывал лежавшее
там жизнеописание преподобного. Когда же хозяйка села с ним за стол, он стал
просить дать ему прочесть книгу. Но никакие уговоры не подействовали. Тогда,
поблагодарив за чай и попрощавшись, он схватил книгу и выскочил за дверь,
пообещав на ходу, скоро вернуть ее. Бедная женщина боялась попадаться на
глаза моему другу, так как дни шли, а молодой человек не появлялся. Наконец,
она созналась ему во всем, что произошло, и они оба с тоской думали о том,
что скажут мне. Прошел месяц, другой. Настала пятая
неделя Великого поста. И вдруг молодой человек совершенно неожиданно появился
перед матерью и дочерью. - Дорогие мои, - радостно крикнул он,
- я теперь ваш, я вчера крестился, а сделал все это преподобный Серафим.
Когда я начал смотреть у вас книгу о нем, то она меня так заинтересовала, что
я не мог уже оторваться. Потом мне захотелось узнать еще что-нибудь о вере, о
Христе. Я начал читать, поверил и, наконец, крестился. А книга цела, вот она
вам! И он положил ее на стол. Она была
приведена в полный порядок и переплетена в дорогой и красивый переплет. В
таком чудесном виде она мне и была возвращена моим другом, но я думаю
подарить ее жениху и невесте, так как мне кажется, что они имеют на нее
большее право. Предсмертное желание
В
тот же день вечером я пошел к Сергею Никола¬евичу. Это был старый, известный
скрипач, давнишний друг моего брата. Меня проводили в его спальню, нарядную,
заставленную старинной мебелью комнату. Больной лежал на кровати, выпростав
на одеяло тонкие нервные руки. Он смотрел на меня грустными глазами и
говорил: -
Тоска у меня, ни заесть, ни запить не могу, все не мило. Умирать надо, а не
хочется, да и страшно... -
А вы верите в Бога? - спросил я. -
Да. Но в той суматохе, в какой я прожил всю жизнь, редко о Нем приходилось
вспоминать, а вот сейчас все Он на ум приходит. Только я ничего о Боге не
знаю, а спросить не у кого. Первый
раз пришлось мне услышать от веселого и немного легкомысленного Сергея
Николаевича такие слова. Я задумался, а потом предложил: -
Хотите, я познакомлю вас с очень хорошим и образованным священником? Сергей
Николаевич махнул брезгливо рукой: -
Не люблю я их брата. Сейчас же начнет в грехах копаться, вечными муками
пугать, а я сам знаю, что за них по головке не погладят. -
Ну, что вы! Есть замечательные священники, - вступился я. Мы
не успели еще закончить наш разговор, как в комнату вошла жена Сергея
Николаевича, пышная дама. Поздоровавшись, она недовольно сказала: -
Зачем Сереже священник, он же не умирает? -
Он придет для беседы... - пояснил я. -
Не к чему, - прервала меня супруга. -
То есть, как это не к чему? - неожиданно громко и немного визгливо вскрикнул
Сергей Николае¬вич. - Почему это не к чему? Я хочу побеседовать с хорошим
священником и причаститься. Слышишь, хочу! Петр Павлович, - повернулся
больной в мою сторону, - прошу вас завтра же пригласить батюшку ко мне, а
если он не может завтра, то в ближайшее удобное для него время! -
Хорошо, - сбитый с толку горячностью больного, ответил я. -
Только он, верно, потребует за посещение много денег? Тогда скажите ему, что
я не богат, на пенсии, а потому на большой куш пускай не рассчитывает. Мне
сделалось неприятно, и я сказал: -
Отец Александр, которого я хочу пригласить к вам, придет не из-за денег. Но
Сергей Николаевич меня не слушал и раздраженно повторял: -
Пусть не рассчитывает. Священник,
о котором шла речь, был уже не молод, священствовать начал пять лет тому
назад, но среди знавших его пользовался большим авторитетом и любовью.
Выразив согласие посетить Сергея Николаевича, он после литургии приехал к
нему со Святыми Дарами. Я не присутствовал при их встрече, но, так как мне
хотелось узнать, как она прошла, я отправился на другой день к больному. Едва
я вошел в спальню, как Сергей Николаевич порывисто протянул мне руки: -
Дорогуша, кого вы мне прислали?! Это же не человек, а сокровище! Мы говорили
с ним, как два добрых друга. Я страдал и плакал, он утешал и плакал со мной.
И ко мне пришла светлая радость. Мне так хорошо, так спокойно, и все это
сделал он, отец Александр! Спасибо вам за необыкновенное знакомство. - Он
пожал мне руку, а потом сказал: - И знаете, он отказался от конверта с
деньгами, который я ему пытался вручить. Даже руки назад спрятал, покраснел:
«Я пришел к вам как друг - причем же здесь деньги?» Я
не был у Сергея Николаевича неделю, а когда зашел, то увидел страшную
перемену: он исхудал, задыхался, не мог ничего есть. -
И опять у меня на сердце тоска, - хрипло шеп¬тал он. - Так хочется увидеть
отца Александра, поговорить с ним. Если бы мог, я бы пополз к нему на
коленях. Ах, как хочется его увидеть. И
Сергей Николаевич просительно посмотрел на меня. Но я знал, что отец
Александр крайне занят, причастился же Сергей Николаевич недавно, и потому
мне показалось неудобным снова беспокоить батюшку. Через
три дня Сергей Николаевич скончался. Меня поразило выражение его мертвого
лица, оно было мудрое и просветленное, как будто он понял то самое важное,
что всю жизнь от него было скрыто. После
похорон Сергея Николаевича я встретился с отцом Александром и рассказал о
смерти старого скрипача. Поговорили о покойном, и я, как об интересной
детали, рассказал о его мучительном желании увидеть перед смертью отца
Александра. -
И вы не пришли за мной?! - вскочил на ноги батюшка, до того спокойно сидевший
на стуле. - Это же был вопль души, разлучавшейся с телом! Как вы могли, как
вы посмели не исполнить предсмертной просьбы? Я
растерялся. Я никогда не видел отца Александра таким взволнованным. А он,
прижав руки к груди, сокрушенно уже не говорил, а шептал: -
Он, умирающий, хотел ползти на коленях. За чем? За словом Божиим, а вы... Прошло
много лет, а в моих ушах все еще звучит слабый, прерывающийся голос Сергея
Николаевича: «Как мне хочется увидеть отца Александра, если бы мог, я бы
пополз к нему на коленях...» |
|
|
